Нил Саймон - Берегите Флору! [=Странная пара (женская версия)]

Флора. Ну и сколько это будет продолжаться? Ты теперь вообще со мной разговаривать не будешь?

Оли. Кто? Я? Чего тебе от меня нужно?

Флора. Я хочу знать, сколько всё это будет продолжаться. Потому, что если ты не хочешь со мной разговаривать, то я, тогда, тоже буду молчать. (Нет ответа, только слышен шелест газетных страниц.) Ну что ж, понятно. Пожалуйста, если хочешь, давай будем играть в эту дурацкую игру. (Пауза.) Ты не будешь говорить со мной, а я не буду говорить с тобой. (Пауза.) И ещё неизвестно, кто кого перемолчит. (Пауза.) Я могу молчать сколько хочешь. (Пауза.) Однажды мы с Сидом не разговаривали целую неделю, и он первый не выдержал. Он сказал…

Оли (перебивая). Ты можешь заткнуться?

Флора. Нет, он не позволял себе так со мной разговаривать.

Оли. Да я вообще никак не хочу с тобой разговаривать. По-моему мы с тобой всё обсудили. Я тебя попросила вчера пойти со мной в гости. Я тебе объяснила, что для меня это важно. Ты меня внимательно выслушала, и не сочла нужным идти мне на встречу. Ты сама сказала — давай закончим разговор, и я, в отличие от тебя, с удовольствием иду тебе навстречу. Мы с тобой закончили разговор, и я больше твоего голоса слышать не желаю. Вот тебе ключ от другого входа, так что сиди себе в своей комнате и держись подальше от меня.

Флора. Да? Я тебе оплачиваю половину расходов и имею право ходить, где хочу.

Оли. Ты имеешь право ходить, где хочешь, но только не у меня в квартире. Меня тошнит от тебя и от твоей еды. Поэтому, пожалуйста, убери свои спагетти с моего стола.

Флора (смеётся). Ну, ты даёшь! Вот рассмешила!

Оли. Не вижу ничего смешного.

Флора. Ты не видишь? Это же не спагетти. Я сейчас умру от смеха. Неужели ты не видишь разницы? Это лингвини.

Оли (взрываясь). Да? Да? (Она хватает тарелку, подбегает к двери на кухню, и с размаху бросает её о невидимую стену. Раздаётся звон разбитой посуды.) Теперь уже это не лингвини! Это теперь обои!

Флора. Ты совсем свихнулась?

Оли. Я? От такого фрукта, как ты, это звучит особенно забавно.

Флора. У меня, конечно, тоже бывают свои закидоны, но ты — просто псих. И не думай, что я за тобой буду всё это убирать.

Оли. Обещаешь?

Флора. Да, пусть так и висит на стене.

Оли. Конечно, пусть висит. (Смотрит оценивающе.) Работа, безусловно, интересная. Картина называется «Ужин насмарку». Масло. Мастерская Флоры Унгер.

Флора. Да. Пусть так и останется. Потом всё это прилипнет к стене, станет коричневым, затвердеет и… Нет, это невозможно. Я пойду уберу.

Оли. Не трогай, пожалуйста. Это уже достояние всего человечества. Лучше приготовь что-нибудь ещё, и я повешу это в гостиной.

Флора. Ну что, что я тебе такого сделала? Что конкретно тебя не устраивает? Ну, скажи, что именно? Готовка? Уборка? Стирка?

Оли. Пожалуйста. Я тебе скажу, что именно. Это готовка. Это уборка. Это постоянная стирка. Это твои вечные слёзы. Это твоё мычание по ночам, когда ты продуваешь себе уши, а мне мозги. Мья — Мьё! Мья — Мьё! Мья — Мьё! Флора, я так больше не могу. Я теряю терпение. Всё, все, что ты делаешь, меня бесит. А когда тебя нет дома, меня бесит то, что ты будешь делать, когда придёшь. Эти твои записочки на моей подушке. «Убери из прихожей свои носки, фу». «У нас кончается кофе, фу». «Я пошла ко врачу, фу.» Я три дня гадала, что же это такое за «фу», пока, наконец, до меня дошло, что это — Флора Унгер! Я тебя ни в чём не обвиняю — мы просто совсем не подходим друг для друга.

Флора. Ну, всё, хватит! С меня достаточно — мне картина уже ясна.

Оли. Какая картина? Это я ещё только рамку заканчиваю. А к картине я пока и не приступала. Каждый вечер, чтобы успокоиться, я у себя на отрывном календаре записываю вещи, которые меня в тебе раздражают. Потом я вырываю этот листок и выбрасываю его в окно. Так вот, сейчас ещё только июнь, а у меня в календаре осталось всего две недели до конца года. И это я ещё о Хулио — Хренальдо ничего не написала.

Флора. Ну, конечно. Я так и думала, что всё упирается в постель.

Оли. В том то и дело, что в мою постель уже давно ничего не упирается. Ты мне устроила такой постельный режим, что у меня скоро будет хроническая бессонница!

Флора. Ты сама виновата. Я тебе сразу сказала, что не хочу ни с кем встречаться, и оставь меня в покое! Поняла? В покое! (Флора отворачивается с гордым видом оскорблённой невинности.)

Оли. Ой, скажите, пожалуйста! Мы, видите ли, ещё не созрели. Мы ещё такие все зелёненькие-зелёненькие, в пупырышках. Ты такая же зелёненькая, как мои бутерброды из холодильника.

Флора. Да? Раз так, то я тебе тоже всё скажу. Я не хотела, но ты сама меня вынудила! Сейчас я тебе выскажу всё.

Оли. Я прямо вся дрожу от страха. (Она медленно садится на диван, положив нога на ногу.)

Флора. Ну, хорошо. Я тебя предупреждала, да. (Вздыхает.) Ты хорошая подруга, Оли. Ты столько для меня всего сделала. Если бы не ты, я не знаю, что бы со мною было. Я бы сошла с ума. Ты меня просто спасла. И я тебе буду всегда благодарна за это. (Пауза.)

Оли. И это всё? Может, я чего пропустила?

Флора. Подожди, это только начало.

Оли. Очень хорошо.

Флора. Ты — самая большая неряха на свете.

Оли. Допустим.

Флора. Ты совершенно безответственная.

Оли. Неужели?

Флора. На тебя нельзя положиться.

Оли. Это одно и тоже. Напряги воображение.

Флора. Не мешай. Ты невоспитанная и неблагодарная.

Оли. Ну вот. Спасибо большое. А то я уже волноваться начала.

Флора. У тебя ужасное самомнение. А то, что думают остальные, тебе совершенно не интересно.

Оли. Да? Это очень интересно.

Флора. И ты никогда не соглашаешься с чужим мнением.

Оли. Ну, с этим я как раз согласна. А что ещё?

Флора. А ещё ты невнимательная и не общительная. Тебе достаточно?

Оли. Достаточно. А теперь я хочу высказать всё тебе.

Флора быстро отбегает назад, садится на стул и, затем, степенно кладёт нога за ногу точно как Оли.

Оли. Восемь месяцев я жила здесь одна. Я была очень несчастна, и мне было очень одиноко. И вот ко мне переезжает моя самая лучшая, самая близкая подруга. Но не прошло и трёх недель, (голос её начинает дрожать) и я уже готова выть на луну и биться головой о стенку. Может, ты переедешь на кухню к своим кастрюлям и половникам? А если тебе надо будет выйти — постучись, и я быстренько спрячусь, где-нибудь. Флора, дорогая моя, я тебя очень прошу, держись от меня подальше, пока я тебя не схватила за горло вот этими вот руками (показывает), и не стала тебя душить, душить, душить… (Оли поворачивается и направляется в спальню.) Пойду, полежу немножко, мне как-то нехорошо…

Пауза.

Флора. Оли, подожди, ну куда ты пошла! Ведь я же там только что пол помыла!

Оли резко поворачивается с выражением ярости на лице.

Оли. Ну, хорошо! Я останусь. А вот ты пойдешь, куда подальше.

Оли подбегает к шкафу, вытаскивает оттуда чемодан и кладет его на стол.

Оли. Вот! Вот!

Флора. Оли, ну не уходи, пожалуйста!

Оли. Я? Ну, это же надо быть такой идиоткой! Да не я, а ты! Собирай свой чемодан, и катись отсюда.

Флора. Но это не мой чемодан. Ты что, не помнишь, мой был большой такой, чёрный, с колёсиками. А этот маленький совсем. И ты меня извини, конечно, но это какая-то совершенно дикая расцветка.

Оли. Всё, Флора. Концерт окончен. Собирай свои пожитки, и — арриведерчи. В музее восковых фигур тебя примут с распростертыми объятьями.

Флора. Ты что, действительно хочешь, чтобы я сейчас собрала все свои вещи и уехала отсюда?

Оли. Ну, зачем — сразу все? Возьми один чемодан, а остальное потом заберёшь.

Флора (про себя). Удивительно, у меня такое ощущение, что я это уже раньше слышала. Оли, учти, я сейчас действительно возьму и уйду!

Оли (обращается к небесам). Нет, это поразительно. Неужели она меня не слышит? (Оглядывается.) Здесь всегда была хорошая акустика. Раз, раз, раз, раз, два, три — я себя прекрасно слышу. Я знаю, что это я говорю, ведь голос-то этот точно мой…